Мачты, арки и обелиски…

Нынешние юбилейные торжества часто сранивают с тем, что происходило в Петербурге в дни его двухсотлетия, в мае 1903 года. Праздник продолжался тогда с 15 по 18 мая и включал в себя множество юбилейных мероприятий, в том числе костюмированные шествия, водный праздник на Неве и народные гуляния на окраинах.

Тем не менее, городские власти не особенно спешили с украшением города к юбилею, о котором говорили уже несколько лет. «Столица готовится к своему двухсотлетнему юбилею, — писала одна из газет за неделю до праздника. – Готовы ли мы, обыватели, к этому редкому празднику? Кажется, нет. На улицах города никакого особенного предпраздничного оживления. Все обычно. Думская каланча внизу заставлена досками, а вверху вымазана под шоколад. У Гостиного двора местами появились решетки под цвет зелени».

«В чем же причина такого равнодушия столичных обывателей к потугам городского управления «сочинить» что-нибудь юбилейное?», — задавался вопросом репортер и давал такой ответ: «Отовсюду слышатся осуждения по адресу «отцов города», что они не сумели ознаменовать редкую годовщину каким-либо прочным культурным делом. Все сооружается мишурное, никчемное, только на один час».

Возможно, едкие реплики газет были услышаны «отцами города», и как бы то ни было, в городе началась лихорадочная подготовка к торжествам. В центре предстоявших праздников, на Сенатской площади, работа шла днем и ночью. «Все огороженное пространство взрыто и завалено кучами земли, кусками дерева, железа, — писал репортер. – На набережной Невы, у здания Адмиралтейства, возводится арка, основанием которой служат кормы двух фрегатов времен Петра».

Правда, многим петербуржцам пришлось не по вкусу юбилейное украшение Сенатской площади. Главным образом потому, что «Медный всадник» буквально посадили в «железную клетку». «Иначе нельзя назвать тот железный высокий частокол, которым обнесли памятник преобразовавателю России, — возмущался современник. — И какому городскому умнику пришла в голову столь дикая мысль? Ведь это варварство»…

И все-таки в юбилейные дни Петербург приобрел необычайно торжественный вид. На Сенатской площади возвышался шатер, вершину которого венчали двуглавые орлы, а вдоль здания Адмиралтейства построили трибуны для публики. Еще одни трибуны появились вокруг памятника Суворову, чтобы гости могли наблюдать за торжественной церемонией открытия Троицкого моста. Эти трибуны напоминали по своей форме корабли петровских времен. Каждая из них имела по три мачты, со снастями на них и небольшими украшениями наподобие парусов.

На протяжении всего Невского проспекта высились мачты, увенчанные двуглавыми орлами. Над подъездом Пассажа поставили часть парусника петровских времен, в центре которого красовалась величественная фигура Петра I. Башня Городской Думы постепенно исчезла в массе декораций, увенчанных громадными якорями. На Знаменской площади была сооружена высокая арка, на которой поместили две картины — «Петр I спасает рыбаков, погибающих во время бури на Ладожском озере» и «Петербург двести лет тому назад и в наши дни». Точно так же в других местах города ставились мачты, обелиски и арки.

В последнюю ночь перед началом юбилейных торжеств строительная лихорадка достигла своего апогея. На центральных улицах города в поте лица трудились столяры, плотники и декораторы, заканчивая последние приготовления. Из массы флагов, материи и гербов проступали художественные сооружения. В Александровском саду, у Городской Думы и на Михайловской улице появились временные фонтаны.

…Однако, все праздники когда-то кончаются. Подошли к концу и юбилейные торжества. «Улицы Петербурга принимают постепенно свой обычный вид, — писал современник. — Сняты украшения с Сенатской площади, со здания думы и на площадях. Щиты, эмблемы, драпировки сваливаются в кучи и спешно увозятся рабочими. При дневном свете безобразно выделяются деревянные «фонтаны», построенные на Михайловской площади. Это не фонтаны, а какие-то рыбные садки, даже не выкрашенные. В грязной воде плавают окурки и билеты конки…»

Жизнь стала входить в свою будничную колею. Над головами думских гласных вновь повисли все неразрешенные доселе дела. «Конечно, юбилей – это хорошо, — писала в те дни одна из газет. – Но есть и будни такие мелкие, такие незначительные, что о них и говорить совестишься ввиду совершающихся торжеств. А между тем юбилей пройдет, а незначительные и мелкие будни останутся».