Дело о поджоге

Как известно, Госстрою РФ принадлежит инициатива по введению в нашей стране обязательного страхования жилья (ОСЖ), по аналогии с обязательным страхованием автогражданской ответственности. В Западной Европе каждый гражданин тратит на различные страховки примерно $3000–3500 в год. Однако у нас в стране нет ни такого уровня доходов населения, ни глубоких традиций страхования собственного жилища. Сегодня в стране в целом застраховано едва ли 2% жилищного фонда.

Одной из проблем, связанной со страхованием жилья, является попытки клиентов имитировать предусмотренные страховым договором случаи, которые должны повлечь денежные выплаты. К примеру, по мнению представителей фирм, занимающихся страхованием, среди мошенничеств с загородной недвижимостью наиболее популярен умышленный поджог. Действительно, этот вид мошенничества на почве страхования насчитывает долгую историю. Примером может служить история, случившаяся в Петербурге почти век назад, когда страхование движимого и недвижимого имущества еще только начинало входить в российскую жизнь.

В декабре 1910 года, почти перед самым Рождеством, в петербургском окружном суде слушалось нашумевшее в столице дело "архитектора-поджигателя" Дмитрия Валерьевича Знобишина. Суть дела была предельно проста: летом 1908 года в популярном столичном пригороде Лесном сгорела дача. Казалось бы, ничего удивительного: в петербургских предместьях пожары были обычным явлением. Однако этот имел криминальную подоплеку: арендатора дачи, гражданского инженера Знобишина, обвиняли в том, что он намеренно поджег нанятый им дом, дабы получить страховку в двадцать тысяч рублей от общества "Саламандра".

Основанием для обвинения стал целый ряд фактов, свидетельствовавших против Знобишина. Инженер и его супруга вели на даче, которую они сняли на лето и зиму, весьма странный образ жизни. Все имущество они перевезли из города глубокой ночью, после чего сразу же закрыли ставни нижнего этажа и не разрешали их открывать ни днем, ни ночью. Дворнику они вообще запретили появляться в доме, чем сразу же вызвали его подозрения. Доступ туда имела только служанка Прасковья.

Подозрения громоздились одно на другое. Когда в ночь на 12 августа 1908 года дача запылала, а служанка, прийдя к дворнику, совершенно спокойно сказала "мы горим", тот еще больше уверился в том, что дачники задумали что-то нехорошее.

Свидетели-соседи сообщили потом полиции, что когда они пришли тушить горящую дачу, то не смогли достучаться до хозяев. Когда же они, желая спасти их от смерти, взломали дверь, то к своему изумлению обнаружили, что Знобишин не спит и не выражает никакой тревоги. Не заметили они и мебели в доме, а три комнаты выглядели совсем пустыми. Знобишин обозлился на вломившихся соседей и прогнал их вон. В свою очередь, Знобишин рассказывал полиции, что достучаться соседи до него не могли, поскольку он крепко спал, а гнал всех прочь, подумав, что в дом ворвались грабители, да и вообще не понимал спросонья, в чем дело.

Однако улики продолжали расти, как снежный ком. Один из свидетелей, некий крестьянин Ярмонкин, рассказывал, что через недели две после пожара Знобишин сказал ему: "Молчите, и я вам дам 25 рублей, когда получу страховку". Другой уликой стало обнаруженное в квартире Знобишина во время обыска письмо, в котором были такие слова: "Скажи Прасковье, чтобы не болтала".

"С момента учреждения страховых обществ процент поджогов вырос до огромных размеров, — заявил на суде прокурор. — Поджигатели, как правило, преследуют корыстные цели. В данном случае эта цель налицо: инженеру Знобишину предстояло уехать в Семипалатинск, куда его назначили областным архитектором, а тут улыбнулась перспектива заполучить двадцать тысяч рублей".

В доказательство своих слов прокурор сообщил, что Знобишин спалил пустую дачу, без всякого имущества, поскольку на пожарище, кроме обгорелых бревен, были найдены всего лишь черепки от семи тарелок, восемь горелок от ламп и серебряная солонка. Никаких следов от имущества, якобы перевезенного на дачу с квартиры на пяти подводах, обнаружить не удалось.

Казалось бы, Знобишин был обречен: все говорило против него. Припомнили ему, что он уже был замечен в мелких аферах со страхованием движимого имущества. Выяснилось, что за последние три года у Знобишина случилось два пожара. В 1905 году в его квартире на Невском проспекте при загадочных обстоятельствах загорелось мягкое кресло. За испорченное кресло Знобишин потребовал тогда страховое вознаграждение на сумму более трех тысяч рублей. А когда спустя год в его квартире от неизвестной причины загорелся диван, Знобишин получил за него страховую премию в 75 рублей.

Тем не менее, на суде случилось нечто странное: свидетели стали брать назад свои первоначальные показания. В своем последнем слове на суде Знобишин заявлял, что преступления, в котором его обвиняют, он не совершал. Он обращал внимание присяжных заседателей на свою сороколетнюю "беспорочную" службу — сначала в должности губернского архитектора, потом гражданского инженера, а одно время даже вице-губернатора, а также на свой преклонный возраст.

Несмотря на жесткую позицию прокурора, который в своей речи напомнил даже о законах петровского времени, каравших смертной казнью конокрадов, изменников и поджигателей, присяжные заседатели остались при своем мнении. После двухчасового совещания большинством голосов они вынесли инженеру Знобишину оправдательный приговор.