Агрессия вечна, как энергия или материя. Она принимает самые разные формы иприходит то в виде скрытого намерения, то в виде болезненных фантазий разрушенияи насилия. Она затрагивает государства, этносы, поколения и вдруг можетпроснуться в двухлетнем ребенке, бьющем по лицу свою добрую бабушку.

Агрессия совершает свой неизбежный круговорот в природе: начальник кричит наподчиненного, тот срывает зло на жене, та — на ребенке, ребенок пинает собаку, асобака кидается на начальника и кусает его. Так замыкается круг в карикатурныхкомиксах Херлуфа Бидструпа.

Энергетический подход был сформулирован Зигмундом Фрейдом. Он находился подбольшим впечатлением от открытия закона сохранения энергии, который в то времяобсуждался в научных кругах и прилагался ко всему, что было возможно. Неминовало это искушение и медицину. Век динамики и энергетики обогатил ученыхновой концепцией человека, гласящей, что «человек является энергетическойсистемой и подчиняется тем же самым законам, которые управляют мыльными пузырямии движением планет» (Холл, 1954).

В центре психоаналитического учения — представление о человеке какэнергетической системе, в которой энергия либо течет свободно, либо находитобходные пути, либо накапливается, как вода перед плотиной. Цель всего поведения— удовольствие, то есть уменьшение напряжения, или разрядка энергии.

Источник всей побудительной энергии находится в подсистеме бессознательного,получившей название Оно (Id). Необходимая для человеческой жизнедеятельностиэнергия изначально черпается из сексуальных и агрессивных влечений Эроса иТанатоса, которые и образуют Оно. Оно стремится высвободить («разрядить»)энергию возбуждения и напряжения. Эта подсистема действует в соответствии спринципом удовольствия — ищет наслаждения и избегает боли. То есть Оно невыносит запретов, помех, не обращает внимания на реальность и может находитьудовлетворение как в реальном действии, так и в фантазиях. Оно хочет то, чтохочет, когда захочет. Оно вне резонов, вне логики, вне ценностей, внеморали.

Любопытно, что в новейших гендерных (связанных с полом человека)исследованиях обнаружились противоположные социальные представления об агрессииу мужчин и женщин. Женщины рассматривают агрессию как экспрессию — как средствовыражения гнева и снятия стресса путем высвобождения агрессивной энергии. Неправда ли, как близко это представление к теории Фрейда, сложившейся, кстати, вдолгую мирную эпоху королевы Виктории.

Мужчины, напротив, относятся к агрессии как к инструменту для полученияразнообразного социального и материального вознаграждения. Здесь уже явнонедостаточно динамической теории Фрейда, придется поискать другихобъяснений.

Вот как Фрейд видел отношение между агрессивной природой человека икультурой. «Люди — вовсе не благородные, дружелюбные существа, жаждущие любви,которые всего лишь защищаются, если на них нападают, напротив, суть в том, чтосильно выраженное стремление к агрессии составляет существенную частьчеловеческих инстинктов».

Культура направляет эту агрессивную энергию в приемлемое русло (армия,спортивные соревнования), ставит запреты в виде законов и моральных норм. Итогда одно из двух — либо сублимация этой энергии, то есть превращение ее ввысшие стремления, одобряемые обществом (хирургия, живопись и т.д.), либоподавление и постоянный контроль за своим поведением. Тогда возникает«недовольство культурой»: чрезмерный контроль над собой заставляет насчувствовать себя не вполне счастливыми, даже если все в целом благополучно.

Надо отдать должное гению Фрейда: он писал о недовольстве культурой истраданиях благополучного человека в 1930 году. Тогда это была публицистика.Сейчас это клиника. В 80 — 90-е годы «несчастливость» (unhappiness) получилаправо на жизнь как диагноз со своими симптомами: подавляющее большинствонаселения западных стран жалуются на безрадостность бытия. Но есть и болеестрашные последствия тотального контроля над проявлениями агрессии. Посовременным данным, самые тяжкие преступления с насилием совершают люди,чрезмерно контролирующие свое поведение, которые даже в детстве не позволялисебе драться и скандалить. Как показали исследования, крайне агрессивныеподростки, осужденные за особо жестокие акты насилия (убийство своих родителей,жестокие избиения), демонстрировали более низкую агрессию и до, и послезаключения, более склонны к сотрудничеству, более послушны и приятны в общении,чем их сверстники, осужденные за драку.

Очень часто преступниками оказываются пассивные, податливые люди. Они совсемне импульсивны, их трудно спровоцировать. Они кажутся терпеливыми, способнымивыносить страдания, умеющими себя сдерживать. Исследователи агрессии приводятпоказательную историю о Джиме, случайно заставшем свою жену в постели с соседом.Он просто закрыл дверь, вернулся к работе в поле и заплакал. Жена осмелела,любовник начал оставаться не только на ужин, но иногда и на ночь. В концеконцов, через три года он загрузил грузовик домашним скарбом, скотом Джима, и,посадив туда его жену и четверых детей, уехал. Только много позже, вновьженившись и обнаружив, что вторая жена ему неверна, Джим, наконец, взорвался и снеобычайной жестокостью убил ее вместе с любовником.

Появился специальный термин — «чрезмерно контролирующие себя агрессоры».

Добавим сюда еще и любопытное наблюдение Семена Файбисовича о метаморфозахновейшего времени: «Интересно, что пока в российском обществе агрессия убывала,она прибывала в американском. Не знаю уж почему. Некий загадочный взаимообменвеществ двух сверхдержав. Может, суммарное мировое зло находится все времяпримерно на одном и том же уровне?…

Такие замечательные затеи, как мультикультурализм, политкорректность, заботао здоровье нации и т.д., обернулись в американской реальности не только борьбойза равноправие женщин, толстяков, национальных и сексуальных меньшинств, но исоответствующим внятным насилием над курящими и пьющими, над нормальносексуально ориентированными, вылились в возросшую агрессию черных,доносительство (студентов на преподавателей, детей на родителей, любовниц налюбовников), судебный террор и вошедшее в моду публичное унижение личности».

И правда, как ни странно это слышать, в нашей стране, где довольно опасножить, снижается уровень агрессии. Социологические исследования 89-94-99-х годовпоказывают, что в обществе последовательно снижается нетерпимость кнациональным, религиозным и прочим меньшинствам. Меньше нетерпимости стало кподросткам, бомжам, нищим и прочим настораживающим объектам. Почти исчезлатранспортно-магазинно-парикмахерская агрессивность*.

На этом витке социально-биологического кругооборота агрессии у нас, очевидно,уменьшается суммарная сила инстинкта разрушения, если, конечно, веритьтолкованию Фрейда.

Хотяметафорическое толкование Фрейда о конфликте Эроса и Танатоса — инстинктов ксозданию жизни и ее разрушению — весьма спорно, оно до сих пор завораживает умысвоей мрачной красотой и сходством с личными переживаниями. Если энергияТанатоса не будет обращена вовне, это вскоре приведет к разрушению самогочеловека.

Кто не ощущал чего-то подобного?

В 60-70-е годы была очень популярна идея, что внешнее проявление эмоций,сопровождающих агрессию, может разрядить напряжение и предотвратить опасный ходсобытий. «Отвести душу» предлагалось на чучелах, старых автомобилях,изображениях «любимых» начальников и супругов. «Насилие сегодня ведет к прощениюзавтра!»

К сожалению, выяснилось, что уровень агрессии не уменьшается, если человеквымещает свой гнев на неодушевленных предметах. И вообще, гнев и агрессия сутьразные вещи, что и было доказано в весьма тонких экспериментах. Иногданапряжение падает как раз после действий совсем неагрессивных. Неожиданнополучалось, что изучать надо модели неагрессивного поведения, которые замещаютили трансформируют агрессию. Таких исследований, увы, очень мало.

Долгое время считалось, что сцены насилия в кино нужны обществу для сбросанакопившейся агрессии. Мальчишки все равно мечтают кого-нибудь поколотить;посмотрят фильм, отведут душу на постановочных драках и успокоятся. Увы, судя порезультатам большинства исследований, подобный опыт скорее усиливает вероятностьи интенсивность агрессивных проявлений в будущем. В памяти закрепляются образцынасильственных действий. Фильмы с насилием стали учебником, сводом шаблонов,значительно обогатив палитру проявлений агрессии.

Ну, и наконец, агрессия спортивной борьбы, агрессия стадиона, который сдревних времен служил местом разрядки страстей. Как выяснилось, наблюдение заборьбой тоже дает выплеснуться накопившемуся напряжению; но оно же и усиливаетстремление к насилию, чему находится все больше свидетельств.

И все-таки так называемый поведенческий катарсис действительно можетпроизойти, но только при очень специфических условиях: когда разгневанные людинаносят вред непосредственно тем, кто их разозлил, либо становятся свидетелямитого, как это делают другие. То есть здесь действует скорее не принципкатарсиса, «очищения», а принцип справедливости. И мы говорим скорее о гневе, ане об агрессии.

Фрейд, не имея научных доказательств, добытых много позднее в эмпирическихисследованиях, утверждал то же самое: действие подобного рода способов снятьнапряжение минимально и кратковременно. И снова оказался прав, хотя почтиполовину столетия современным теоретикам очень хотелось доказать обратное.

Картина агрессивных инстинктов будет неполной, если мы не обратимся к царствуживотных, где властвует инстинкт.

Здесь нам поможет Конрад Лоренц, лауреат Нобелевской премии, знаменитыйэтолог, написавший книгу об агрессии у животных. Согласно Лоренцу, агрессияпроистекает из врожденного инстинкта борьбы за выживание. Он считал, чтоагрессивная энергия генерируется в организме спонтанно, непрерывно, накапливаясьс течением времени. И выливается в действие в ответ на определенные сигналыизвне. Чем больше агрессивной энергии накопилось, тем меньшей силы нужен стимул,чтобы агрессия выплеснулась вовне; когда же ее накопится слишком много, агрессияможет начаться и безо всякого к тому повода. Вот вам и «немотивированнаяагрессия».

Один из самых важных выводов Лоренца стал достоянием культуры: все живыесущества наделены возможностью сдерживать, подавлять свои стремления к насилию.И чем сильнее животное «вооружено» (когтями, клыками), тем сильнее в немсдерживающее начало. Львы, тигры, волки, представляющие опасность не только дляжертвы, но и друг для друга, умеют сдерживаться в драках с себе подобнымиспециальными ритуалами, когда более слабый противник, подставляя сильному спинуили незащищенную шею, может незамедлительно прекратить борьбу. А голуби, если ихпоставить перед необходимостью отстаивать территорию (в клетках и тесныхвольерах), могут заклевать друг друга до смерти.

Люди не очень опасные существа, от природы они слабо вооружены и совершаютгораздо больше насилия к себе подобным, чем животные. Создание оружия массовогопоражения представляет угрозу выживания человека как вида. Но, к счастью, формысдерживания тоже совершенствуются. С концентрацией оружия и власти наибольшуюопасность представляют мировые лидеры. Лоренц объяснял стремление национальныхлидеров подвергать целые нации риску самоуничтожения как раз тем, что у человекаспособность к насилию превалирует над сдерживающими началами.

Лоренц, как и Фрейд, считал агрессию неизбежной, но в отличие от последнегополагал, что участие в различных действиях, не связанных с причинением вреда,может предотвратить накопление агрессивной энергии до опасного уровня. Опятьзвучит этот странный мотив — агрессивная энергия уменьшается или блокируетсячерез совершение неагрессивных действий. И все-таки кажется очевидным:единственное, что сдерживает подчас и в жизни и в лабораторном эксперименте, —ожидание, что тебе могут дать сдачи.

Наверное, естественны до сих пор не очень удачные попытки прямо связатьконкретный ген и агрессивное поведение. Ведь мы предполагаем внутреннийконфликт, борьбу двух начал, соотношение, а не один или даже множество отдельнодействующих факторов.

Какие картины насилия носит в себе тот, кто до сих пор не тронул никогопальцем? 16-летний подросток, постоянная жертва насмешек и притесненийсверстников, мысленно расчленял своих мучителей на части, а девочек насиловал,но знал, что ничего такого никогда не сделает. За что отвечает генетика — зажелание совершить зло или за неизбежность его совершения? Другой случай:пятилетний ребенок, чуть ли не с рождения агрессивный, активно стремитсяпричинить боль, вред, признает только воинственные игры и фильмы, ребенок спостоянно накопленной агрессивной энергией, даже тогда, когда она направлена назавоевание любви и внимание к себе, — это очевидная наследственность? Отецутверждает, что и он сам в детстве был такой, а стал спокойным, выдержанным,успешным в делах и в отношениях с другими людьми. Только ли это эффект обученияи окультуривания? Может быть, и разворачивание неоднозначной генетическойпрограммы?

Можно найти гены агрессивности, а потом найти гены миролюбия, но потом всеравно придется отвечать на вопрос, как они взаимодействуют между собой.

До сих пор агрессияпредставала неким мировым злом, которому противостоит культура. Его надосдерживать, разряжать, отводить в приемлемое русло. За этим негласно стоитнаивная уверенность: никто изначально не хочет причинять другому зло. Тогдалюбая агрессия мотивирована, дает некую, пусть не всегда очевидную, выгоду.Однако зло может быть привлекательно само по себе.

Исследования мотивированного зла начинаются в конце 30-х годов, снаступлением эпохи тотального насилия. Тогда появляется и представление офрустрации как главном механизме. Фрустрация, то есть помеха, препятствие напути достижения цели, всегда побуждает к агрессии. А агрессия всегда являетсярезультатом фрустрации. Долгое время этот механизм почитался универсальным и всеобъясняющим. В схему легко укладывались ярость детей, которым не удаетсянемедленно исполнить свои желания, и чудовищные убийства из-за какой-нибудь напервый взгляд незначительной причины: так малолетняя нянька из рассказа Чехова«Спать хочется» душит порученного ей младенца из-за непреодолимого желанияуснуть.

Теория получила широкое признание и среди ученых, и среди образованнойпублики. Агрессия предстала результатом лишения организма возможностиудовлетворить какие-то существенные потребности. А раз так, оправдание налицо —оправдание не зла, но побуждения. Вроде насильник, но ведь и жертва — заложниксвоей потребности. Еще шаг — и изнасилование можно объяснить фрустрациейсексуальной потребности.

Но, увы, все не так просто, как хотелось бы. И фрустрация, оказывается, невсегда ведет к агрессии, а в основном у тех, кто уже усвоил привычку реагироватьагрессивно; и изнасилование в большинстве случаев, как сейчас признано, — этоакт агрессии по отношению к женщине, а не сексуальные притязания. Желаниепричинить зло и утвердить свою власть силы первично. Те же, у кого сформированыдругие привычки, кто умеет реагировать иным образом, могут и не реагировать нафрустрацию агрессивно.

Оказывается, совершенно не обязательно искать фрустрацию всюду, гдепроисходит насилие. Агрессия может быть выгодна, а может быть привлекательнасама по себе. Демонстрация агрессии — иногда главный показатель силы и«крутизны» в стайных сообществах, которые особенно характерны для юношеских иподростковых субкультур. Сюда можно добавить и межпоколенческую агрессию старыхк молодым, отцов к детям. Агрессия открытая (наказания, порка и оскорбительнаякритика) и скрытая (давление, поучения, советы) по-прежнему остается основныминструментом власти. И если молодежь может чувствовать себя фрустрированной: еедолго не подпускают к взрослым благам, а за агрессию наказывают, то у взрослыхагрессия есть модель поведения, весьма выгодная и к тому же морально одобряемая.Сколько желающих пойти в учителя и в родители! Вспомним тотальную модельперевоспитания и переделки всех и вся в советском обществе (от поученийсоседскому ребенку до порицания академиков). Вот и подошли мы к тому, чтоагрессия усваивается, ей учат специально (обижай других, чтобы тебя боялись) иее подсматривают у других.

Многое зависит от нашей собственной интерпретациисобытий: и помеха на пути к достижению цели не побудит к агрессии, если она непереживается как неприятное событие. Если в лабораторных опытах, где помехисоздаются искусственно, над испытуемыми еще и смеются или ведут себя воскорбительной манере, количество агрессивных реакций резко возрастает.Парадоксальным образом интерпретация, восприятие своего эмоционального состояниястановится впереди лошади, то есть самого эмоционального состояния. Если ясчитаю, что эта ситуация меня не обижает, я не обижаюсь. Если я интерпретируюситуацию как оскорбляющую меня, я оскорбляюсь и злюсь. Этот «когнитивныйпереворот» (сознание впереди реакции) ведет к удивительно оптимистичным иплодотворным попыткам контролировать агрессию.

Если прежде нам оставалось надеяться лишь на сдерживание или наказание(агрессия против агрессии), то теперь можно говорить о комментировании илиобучении интерпретациям. Когда подросток рвется в драку, его остановить почтиневозможно, и приходится отвечать агрессией. Но в спокойном состоянии он можетописать, что с ним происходит, когда он злится. Например, кровь бросается ему вголову, он ничего не видит, кроме носа противника, в который хочет ударить, вголове становится пусто, а в животе холодно. Мы увязываем все симптомы синтерпретацией злости, и когда потом в похожей ситуации симптомы появляютсяснова, он уже знает: то, что он испытывает, называется злость. А состояние,которое он может узнавать, предугадывать, он сможет и контролировать.

Просто? Да. Как все гениальное. Маленький агрессор, о котором уже шла речь икоторого нельзя было остановить никаким наказанием, совершенно переменился,когда мать по совету психолога начала просто комментировать то, что, по еемнению, испытывает ребенок. Промучившись с его почти патологическойагрессивностью несколько лет, она была потрясена тем, что за два-три дня удалосьизменить его поведение и установить с ним доверительные отношения.

В лабораторных экспериментах одно только изменение интерпретации событияприводило к физиологическим сдвигам: снижению давления, частоты пульса и такдалее.

И наконец, о модели. Но сначала небольшое отступление.

После сложной, убедительнойтеории Фрейда последовали теории агрессии простые, или монофакторные. Зато заними — полвека эмпирических исследований и множество доказательств. Доллард:агрессия — это фрустрация цели: «Не стой на пути у высоких чувств». Одновременнобихевиористы объясняли агрессию, как и все остальные наши реакции, научением.Расцвет этих теорий приходится на сороковые — шестидесятые годы, хотя, конечно,они и сейчас живы. В семидесятые — девяностые начинают бурно развиватьсякогнитивные теории: главное в агрессии, как опять же и во всем поведениичеловека, сознание — мысль, интерпретация, убеждение. В конце XIX века всевыводилось из законов энергии, в конце ХХ века — из законов информации. Сознаниебыло поражено в правах в пользу бессознательного, теперь оно опять наверху идаже обрело свой собственный источник энергии.

Остается только увенчать этот полукруг теорией, сравнимой по сложности,цельности и универсальности с психодинамической теорией Фрейда. И ближе всех кэтой планке социально-когнитивная теория личности

А. Бандуры и У. Мишела с их теориями личностной компетентности, зависимостиповедения от убеждений и опытами по усвоению моделей поведения целыми шаблонами.Эти теории сейчас опережают по цитируемости все остальные теории личности. Итолько у нас они мало известны, впрочем, и когнитивные теории у нас вообще не вчести.

Попробуем восполнить этот пробел.

Оказывается, все простые переговоры — на уровне «плохие парни — хорошиепарни» — заканчиваются войнами (так начались войны в Корее и Югославии), всесложные переговоры с множеством разнообразных конструктов сознания —компромиссами (самыми сложными, с информационной точки зрения, считаютсяпереговоры во время Карибского кризиса). Сложность, выносливость кнеопределенности напрямую оказались связанными с терпимостью по отношению кдругим людям.

Люди нуждаются в моделях или шаблонах, образцах поведения; они усваиваютобразцы как агрессивных, так и неагрессивных реакций. И значит, можноиспользовать глобальные информационные каналы для формирования ненасильственногомира. И главное открытие Бандуры: агрессивное поведение формируется не только внепосредственном опыте, но гораздо сильнее — через наблюдение! Более безопаснонаблюдать за агрессивным поведением других; тут и складывается представление,которое в дальнейшем становится руководством к действию. Дети и взрослыепрактически одинаково легко перенимают новые агрессивные реакции, к которымранее не были предрасположены, достаточно символического и отрывочногоизображения в кино, телепередачах, даже в литературе. Особенно сильно этодействует, когда примеры агрессии остаются без наказания или встречаютодобрение. Поэтому нейтральная, безоценочная информация о насилии можетпорождать драматические сюжеты телевизионных эпидемий.

Так распространяются образцы не только агрессивного поведения. В одном изнебольших американских городов по местному телевидению рассказали о девушке,упавшей в обморок на улице из-за гипервентиляции легких. На следующий день«скорые» не успевали подбирать девушек на улицах города. Они падали, как кегли,то тут, то там. Бандура проводил эксперименты на маленьких детях со своейзнаменитой куклой Бобо. На нее замахивались, ее ругали, ее шлепали в присутствиидетей, а потом смотрели, как они ведут себя с этой куклой и другими игрушками.Все дети охотно повторяли увиденное, если «агрессора» за это хвалят или ненаказывают.

Если наказание сильное, оскорбительное, жестокое,результат будет прямо противоположный. Маленькие наблюдатели будут обижать куклуеще чаще, чем в том случае, когда никакого наказания не было. А вот если санкцияза «агрессию» была умеренной (прекращение агрессивного действия, неодобрение),дети в большинстве своем вообще не проявляют агрессии, а спокойно продолжаютиграть с игрушками.

Косвенное научение через чужой опыт позволяет расширить поведенческийрепертуар, но главное — раз это показано и сказано, это уже приемлемо, посколькуэто есть. За наблюдение не надо расплачиваться сразу болью, виной, наказанием. Аесли учесть, что всякое появление на телевидении воспринимается какположительный факт (привлечение внимания), а наказание всегда отсрочено, тоникакие кары, обещанные в будущем, не удерживают от запуска данной моделиповедения. В экспериментах с Бобо наказание следовало сразу за демонстрациейагрессии, и это важное отличие от показа горячих событий и уж тем более отпессимистических заявлений журналистов, что, как всегда, преступление останетсябезнаказанным. Это и есть скрытое поощрение насилия, какими бы социальнымиоправданиями оно ни прикрывалось. Похоже, что если мы в такой степени зависим отпредставления поведенческих образцов, нашим журналистам надо бы проделатьэволюцию в своем сознании.

К счастью, новая теория не утверждает, что мы — сборище индивидов, которыепостоянно испытывают потребность или побуждение к насилию. Мы можем вздохнутьсвободно и не бояться себя. Если агрессия проявляется только в определенныхсоциальных условиях да еще и при наличии в сознании образцов агрессивногоповедения, у нас появляется шанс влиять на эти условия, изменять их и изменятьобразцы поведения. Кто сказал, что мы легко обучаемся только агрессивномуповедению?

Исследования продолжаются. Есть данные о том, что можно обогащать свойповеденческий репертуар новыми моделями поведения неагрессивного типа. Энергиявозбуждения может находить и позитивный выход.

В эпоху глобализации никуда ни от кого не скроешься, а значит, цельнокроеныеи цельнотянутые шаблоны поведения будут приобретать все большее значение вмассовом поведении. И от нас зависит богатство, разнообразие шаблонов исознательное управление ими.

Как это утверждение отличается от заявленного в начале статьи! Вместе с вами,вместе с идеями мы проделали значительную эволюцию — от полного и торжествующегопессимизма к осторожному и любопытствующему оптимизму. И это все обагрессии.

^* Увы, это не относится к двум статьям повседневнойагрессии — к женщинам и детям. Больная и почти не тронутая исследователямитема.

«Знание - Сила», 2000, № 7