Николай Петров, руководитель Центра политико-географических исследований

Вопрос: Популярно мнение, что политико-административная реформа в России закончилась полной победой Владимира Путина. Кремль полностью контролирует ситуацию в парламенте, в регионах, в средствах массовой информации и т.д. Что будет дальше?

Петров: Сейчас очень уместно посмотреть на то, что было четыре с небольшим года назад, потому что на новом витке спирали повторяется примерно та же картина. Путин имеет очень прочные позиции и, естественно, будучи совершенно независимым от региональных властей и даже от электората, он может начать проводить какие-то не очень популярные у народа болезненные реформы. То есть, это некий новый импульс реформирования.

Если посмотреть на результаты тех реформ, которые начинались четыре года назад, то, как мне кажется, они очень противоречивы. Реформы были успешны для Кремля в том смысле, что он добился своей цели и не очень успешны в том смысле, что эта цель, в отличие от ожиданий и замыслов Кремля, совсем не приближает, а может быть и удаляет его от генеральной цели - сделать ситуацию более четкой, простой и подконтрольной. То, что произошло, касается всех относительно самостоятельных на момент прихода Путина к власти игроков и демократических институтов - они стали существенно более слабыми и существенно более подконтрольными Кремлю.

Казалось бы любая власть стремится к подобному, но отличие России от других стран в том, что у нас исполнительной власти удалось не просто поставить эту цель, но и удалось ее практически реализовать. В России появилась новая конструкция государственной машины, где нет самостоятельности отдельных элементов, где есть только один центр реальной власти, который принимает решения и всем руководит. Все остальные институты - политические партии, парламент, губернаторы - оказались крайне слабыми, несамостоятельными и жестко контролируемыми Центром.

Недостаток такой конструкции заключается в том, что каждый центр власти не имеет тех степеней свободы, которые он имел ранее, что приводит к отсутствию гибкости всей российской государственной машины в целом. Раньше подобные "рессоры" позволяли одному колесу "машины" подняться, а другому опуститься и без проблем переехать ухаб. Теперь система устроена так жестко, что никакого движения внутри отдельных элементов, в принципе, быть не может, что означает, что любая рытвина - любое изменение внешних обстоятельств - может сломать эту систему. Государственная машина так жестко организована, что в каждый определенный момент времени в стране вроде бы все контролируется и все хорошо, но система абсолютно не способна адаптироваться к изменениям в ситуации. Я бы сравнил это с упрощенной конструкцией автомобиля, где нет никакой роскоши и никакой "защиты от дурака". Такая машина очень неплохо едет под горку по ровной прямой дороге, но стоит дороге повернуть, то машина окажется не в состоянии вписаться в поворот.

Сейчас мы уже можем видеть негативные результаты тех изменений, которые привели к, казалось бы, полному доминированию Кремля. Губернаторы пытаются совместно противостоять Кремлю, выступая против монетизации социальных льгот, чем несказанно Кремль удивляют. Казалось бы, губернаторы абсолютно подчинены, но теперь они загнаны в угол и, будучи не в пример слабее, чем они были четыре года назад, уже не могут молча согласиться с тем, что им предлагается Кремлем - потому что от этого зависит их политическое выживание. По сути, речь идет о том, чтобы сделать их не только политически, но и экономически слабыми и подконтрольными Москве. Реформы, которые предложены Кремлем, делают губернаторов "крайними" - им предстоит объяснять избирателям, как и почему они лишают их льгот, почему региональные бюджеты не имеют возможности выплачивать те пособия, которые, казалось бы, Кремль распорядился выплачивать и т.д. Губернаторы крайне зависимы от Кремля и, в значительной степени, уже практически назначаемы. Однако, так как публичную политику в России еще никто не отменял и каждый губернатор проходит через "сито" выборов, то он оказывается в ситуации, когда хотя бы раз в четыре года обязан реагировать на общественное мнение. Именно поэтому он вынужден повышать голос на Кремль.

Тоже самое и с Государственной Думой. Дума перестала быть сценой, где согласовываются различные политические интересы, она послушно штампует решения, которые принимает Кремль. В краткосрочной перспективе это очень эффективно - нет потерь времени и необходимости согласовывать решения. Но, в конечном счете, это грозит большим проигрышем, потому что решения принимаются не взвешенные, они нарушают интересы каких-то крупных социальных групп и слоев и, в результате, такими благими намерениями вымащивается дорога в ад. Вместо контроля и вылавливания ошибок, который давал старый парламент, мы получаем отсутствие "отдела технического контроля" и неадекватное представление Кремля о ситуации и о том, чьи интересы и как должны учитывать при подготовке решений.

Ныне "вертикаль власти" продлевается вниз - муниципальная реформа предполагает, что напрямую подчиняются Кремлю не только губернаторы, но и руководители муниципальных советов. Если раньше на региональном уровне руководители федеральных ведомств подчинялись и выражали интересы частично федеральных структур, а частично регионов, то сейчас эта региональная составляющая резко уменьшена. За четыре года сильно обновлены ряды руководителей региональных силовых структур. Уголовные дела, которые сейчас активно заводятся в отношении ряда губернаторов - в большинстве своем, губернаторов "ельцинского призыва" - людей, которые привыкли вести себя относительно независимо. Открытие против них уголовных дел стало возможным после того, как Кремль взял под контроль всех силовиков регионов.

Все это чревато негативными последствиями: какой бы ущербный не был у нас федерализм, все-таки понятно, что в такой гигантской стране, как Россия, невозможно жить, имея такие жесткие унифицированные нормы, правила и методы управления для всех 89-ти очень разных регионов. Коль скоро регионам уменьшают степень свободы, то неизбежная цена, которую придется заплатить - это снижение эффективности. Беда России в том, что все административные преобразования, которые, на мой взгляд, ведут к снижению эффективности государственной машины, не ощущаются, как подрывающие устои государства. Причина в том, что необыкновенно благоприятна мировая конъюнктура. Колоссальный рост цен на нефть не просто скрывает ошибки, которые в ином варианте неизбежно бы проявились, но и создает иллюзию, в том числе, и у лиц, принимающих решения, что все идет как надо. Эти люди считают, что экономический расцвет - результат замечательной политики Кремля и правительства, что, на мой взгляд, не соответствует действительности.

Вопрос: На Украине нет мощной президентской власти и постоянно идут сражения в парламенте. Тем не менее Украина демонстрирует впечатляющий экономический рост. Это подтверждение Вашей теории или особый феномен?

Петров: Здесь достаточно легко ошибиться. С одной стороны, сырьевая составляющая украинской экономики достаточно велика. С другой - есть "эффект паровоза", когда российский нефтяной сектор тащит за собой целый ряд иных, в том числе находящихся и не в России, отраслей.

Но, с другой стороны, Украина по целому ряду показателей соцально-политического развития опережает Россию. Политический плюрализм, который безусловно имеет свои минусы, в целом благотворен и позитивен. Украина почти десять лет назад сменила на выборах действующего руководителя, чего в России не было никогда. Один из реальных показателей демократизации - была ли реальная смена власти на выборах. В России было уже несколько президентских выборов, но ни разу на них не было реальной смены власти: преемник назначался и затем легитимизировался посредством выборов или переизбирался.

Вопрос: Какой станет власть России через 3.5 года. Будет ли изменена Конституция, чтобы Владимир Путины мог сохранить власть, будет ли назначен преемник нынешнего президента, будет ли изменена система власти, чтобы Путин мог занять кресло, например, главы парламента, получив, при этом, намного больше полномочий, чем имеет глава этой структуры сегодня? Каким путем пойдет нынешняя кремлевская команда?

Петров: Есть очень много вариантов, в том числе и тех, о которых Вы упомянули. Трудно сейчас предположить, какой из вариантов будет реализован. С другой стороны, мне кажется, что после Путина президентом будет Путин, хотя имя у него будет другое. Если эта система переживет 3.5 года, то произойдет либо передача власти преемнику, которого определит Владимир Путин, либо в том или ином варианте, власть будет сохранена в его руках - точнее, в руках его клана или команды. Вполне допускаю ситуацию, когда любой иной вариант развития событий российскому народу и элите покажется менее предпочтительным, чем сохранение власти Владимиром Путиным.

Институциональные пороки нынешней российской государственной машины существенно серьезнее, чем об этом можно судить сегодня, когда на высшем посту в государстве находится Владимир Владимирович Путин, который достаточно мягко и цивилизованно пользуется теми колоссальными возможностями, которые ныне даны президенту России. Человек, который его сменит может оказаться менее деликатным. Главная опасность связана не с личностью, а с теми институциональными пороками политического механизма, которые мы сейчас не осознаем в полной степени.

Вопрос: Аналогичные системы власти существуют в большинстве стран бывшего СССР, за исключением Балтии и, вероятно, Украины. Это закономерность или случайность?

Петров: Трудно говорить о случайности в ситуации, когда за исключением стран Балтии, где есть развитые парламентские системы, мы видим повторение сходных картин. К сожалению, Россия здесь не ушла далеко вперед, хотя у нас все выглядит не так страшно и более симпатично, чем в странах Центральной Азии. Конечно, это закономерность. Она связана прежде всего с политической культурой граждан и избирателей. Легко объяснять пороки системы или режима кровожадностью лидера или его желанием получить как можно больше власти. Однако совершенно очевидно, что в нашем случае, дело не в том, сколько власти хочет аккумулировать в своих руках Путин. Проблема в том, что совершенно естественная для любого, в том числе и западного, политика желание расширять границы личной власти, в России не сдерживается какими-то ограничивающими факторами - такими как воля граждан, парламент и т.д.

Украина, в этом смысле, хороший пример, как по-разному может складываться ситуация. Аппетиты лидеров и в России, и на Украине примерно одинаковые, но совершенно иначе ведет себя другая часть политической сцены. В Украине она не согласна выступать в роли массовки, а выражает интересы разных социальных групп и ограничивает аппетиты президента.

Вопрос: В государствах Центральной Азии  популярна теория, согласно которой в эпоху сложных экономических и политических перестроек жесткая система власти является необходимой. А в будущем ее можно будет поменять на что-то иное. Вы согласны с этой точкой зрения?

Петров: Нет универсальных рецептов, которые в равной мере были бы справедливы для разных стран. В этом смысле демократические институты - не исключение. Понятно, что как раньше мы хотели, чтобы минуя капитализм страны перескочили из феодализма в социализм, так теперь есть представление, что существуют некие замечательные системы, которые можно рекомендовать всем. Ирак - один из примеров такого рода заблуждений и иллюзий.

Я не хочу сказать, что траектории, по которым идут государства Центральной Азии заведомо порочны, потому что там правят авторитарные или полуавтроритарные режимы. С другой стороны, мне кажется, что это совсем не переходные режимы. Я не вижу, как относительно гладко можно перейти к более демократическим формам правления. Мне кажется, что даже простой переход власти из одних рук в другие не является таким стройным и нормально функционирующим механизмом в этих машинах. Они плохи не только элементами своего авторитаризма, а тем, что в них отсутствует режим передачи власти.

Я согласен, что быстро пройти от советского прошлого к демократическому будущему невозможно - западные страны затратили на это столетия. Но, с другой стороны, я не вижу, что те режимы, которые сложились во многих постсоветских странах могут служить целям такого рода перехода. Беда не только в них самих, а в том, что они ведут свои системы в какой-то тупиковый путь, когда проблема смены власти - либо естественная смерть лидера, либо более цивилизованная - приводит к ситуации политического кризиса.

Кстати, такого рода механизм отсутствует и в России. Безусловно, в мире такая ситуация не является необычной. В Мексике власть очень долго передавалась формально на выборах, а в реальности была партия, в рамках которой действовал подобный встроенный механизм. К сожалению, в России нет и подобного - когда проправительственная партия "Единая Россия" победила на последних думских выборах, можно было рассчитывать, что она станет "партией власти", в том смысле, что будет определять кому и как передается власть. Кремль не захотел этого делать. То есть этого механизма нет, даже как неформального, но общепризнанного и одобряемого элитой механизма. Поэтому можно ожидать, что передача власти даже в рамках одного клана приведет к серьезным конфликтам и столкновениям. В результате, система раз в четыре года или раз в восемь лет сама себе создает ситуацию серьезного политического кризиса.

Экономическая ситуация тоже может привести к политическому кризису. Сегодня Кремлю очень легко увеличивать финансирование отдельных отраслей или проектов, потому что постоянно растет приток денег в бюджет, в отличие от ельцинских лет, когда денег катастрофически не хватало. Но когда ситуация в экономике изменится, сразу начнется жесткий конфликт интересов, поскольку власти придется не прибавлять, а отнимать.