Если до 20 века борьбу за территории, богатые полезными ископаемыми, вели, прежде всего, государства, то ныне в борьбу включились многочисленные иррегулярные армии сепаратистов и просто бандитов.
ООН пришла к выводу, что после окончания Холодной войны (1991 год) число вооруженных конфликтов в мире уменьшилось на 40%. Более того, войны стали значительно менее кровопролитными. Если в 1950 году среднестатистический вооруженный конфликт уносил жизни 37 тыс. человек, то в 2002 году - 600. ООН считает, что заслуга в уменьшении числа войн принадлежит международному сообществу. ООН и отдельные страны мира прилагают значительные усилия, не давая разгореться новым войнам и останавливая старые. Кроме того, позитивную роль играет увеличение числа демократических режимов: принято считать, что современные демократии не воюют друг с другом.
Известный аналитик Майкл Клэр\Michael Klare, автор книги "Войны за Ресурсы"\Resource Wars убежден, что мир вступил в эпоху войн за ресурсы, и год от года эти войны будут становиться все более частыми и ожесточенными. Причиной является рост потребностей человечества и сокращение запасов природных ископаемых. Причем, по мнению Клэра, наиболее вероятны войны, которые будут вестись за контроль над запасами пресной воды.
На протяжении всей человеческой истории государства вели борьбу друг с другом за территории, богатые полезными ископаемыми. Кровопролитная война Ирака с Ираном была начата из-за претензий Ирака на ряд иранских территорий, богатых нефтью. По этой же причине Ирак в 1990 году оккупировал Кувейт, который в Багдаде считали составной частью иракской территории. Ныне примерно 50 из 192 стран мира оспаривают те или иные территории у своих соседей. Достаточно часто эти претензии не становятся предметом дипломатических споров, поскольку слишком опасно делать эти претензии составной частью двусторонних отношений. Однако часть политиков выступает за скорейшее разрешение подобных проблем. По подсчетам американского исследователя Дэниела Пайпса\Daniel Pipes, в Африке насчитывается 20 подобных споров (например, Ливия спорит с Чадом и Нигером, Камерун с Нигерией, Эфиопия с Сомали и т.д.) , в Европе - 19, на Ближнем Востоке - 12, в Латинской Америке - 8. Китай является своеобразным лидером по количеству претензий - он претендует на 7 участков суши, касательно которых у его соседей есть иное мнение.
"Ресурсная" составляющая, то есть, фактор наличия на спорной территории или на принадлежащей ей части океана значительных запасов полезных ископаемых, как правило затрудняет урегулирование межгосударственных споров. Примерами таких конфликтов может служить ситуация, сложившаяся вокруг Фолклендских (Мальвинских) островов, на которые претендуют Великобритания и Аргентина (в районе Фолклендов обнаружены большие залежи нефти), островов в заливе Кориско Бэй, на которые претендуют Экваториальная Гвинея и Габон (там также обнаружена нефть), островов Абу Муса и Танб в Ормузском проливе (Иран и Объединенные Арабские Эмираты, нефть), архипелаг Спратли (предмет спора между Китаем, Тайванем, Вьетнамом, Малайзией, Филиппинами и Брунеем. Этот район богат высококачественной нефтью, конкурирующие страны несколько раз открывали военные действия) и т.д.
Наиболее мирно протекает спор за территории Антарктиды (на которых также обнаружены значительные запасы различных полезных ископаемых), на которые претендуют Австралия, Франция, Норвегия, Новая Зеландия, Аргентина, Чили и Великобритания, причем последние три страны оспаривают ряд территорий ледового континента друг у друга. Ряд государств мира, в принципе, не признают эти претензии, но другие страны оставляют за собой право выступить с аналогичными требованиями. Так как все претенденты на кусок антарктического пирога являются участниками Антарктического Договора, подписанного в 1959 году, признающего Шестой Континент зоной мира и международного сотрудничества, свободной от оружия, то переход этих споров в военную стадию практически невозможен. Впрочем, в 1970-е - 1980-е годы военные диктатуры Чили и Аргентины демонстративно объявляли антарктические острова территориями своих стран, что вызывало протесты мирового сообщества.
Однако в современном мире самые кровопролитные войны происходят не между двумя государствами, а между жителями одной страны. Подавляющее большинство современных вооруженных конфликтов происходят не между государствами, а являются этническими, религиозными, классовыми и т.д. По мнению бывшего финансиста, а ныне исследователя Теда Фишмана\Ted C. Fishman, за редчайшими исключениями, эти войны были, прежде всего, войнами за деньги. По его мнению, войны начинались там, где конкурирующие кланы начинали борьбу за контроль над месторождениями нефти, газа, золота, алмазов и т.д.
В США за последние 10 лет было опубликовано не менее 20-ти научных работ, посвященных поиску связи между природными богатствами страны и риска начала войны. Большинство исследователей сходятся в том, что точная зависимость пока не определена. Общепринято лишь, что запасы минерального сырья становятся прекрасным "топливом" для конфликта. Причины этого достаточно прозаичны: повстанческая группировка, не имеющая стабильных источников финансирования (кроме минералов, это могут быть доходы, получаемые за счет продажи наркотиков, оружия, рэкеты и пр.) не в состоянии вооружить значительное число своих сторонников и, тем более, вести планомерную и долговременную военную кампанию. Важно также, что война ведется за контроль над ресурсами, которые не просто легко продавать, но и легко добывать. В результате, главной целью многих подобных группировок становится не свержение центрального правительства или приобретение гражданских прав, которых была лишены их социальная, этническая, религиозная и пр. группа, а установление и удержание контроля над ресурсами.
Было предпринято несколько попыток определить "факторы риска", способствующие началу подобной войны. Экономисты Пол Коллер\Paul Coullier и Анке Хеффлер\Anke Hoeffler обнаружили, что для стран, обладающих одним или двумя основными ресурсами, используемыми в качестве главной статьи экспорта (например, нефть или какао), вероятность того, что они столкнутся с проблемой гражданской войны в пять раз выше, чем для диверсифицированных экономик. Наиболее опасным является уровень в 26% - имеется в виду доля валового внутреннего продукта государства, получаемого за счет экспорта одного вида сырья. Чем меньше развита экономика той или иной страны и чем меньше она диверсифицирована, тем больше шансов, что в ней начнется гражданская война. К аналогичному выводу пришли Джеймс Фирон\James Fearon и Дэвид Лэйтин\David D. Laitin, авторы книги "Этничность, Партизанская и Гражданская Война"\Ethnicity, Insurgency, and Civil War. С ними спорят Ибрахим Эльбадави\Ibrahim Elbadawi и Николас Самбанис\Nicholas Sambanis, авторы исследования "Сколько Войн Нас Ждет?"\How Much War Will We See?, доказывают, что наличие ресурсной составляющей не увеличивает риска начала войны.
Уильям Рено\William Reno, профессор Северо-западного Университета\Northwestern University, называет еще один "фактор риска" - неэффективность центральной власти. Война часто начинается там, где власть предержащие стремятся, прежде всего, лишь к личному обогащению. Майкл Реннер\Michael Renner, автор исследования "Анатомия Войн за Ресурсы"\The Anatomy of Resource Wars отмечает, что достаточно часто вооруженные конфликты возникали из-за существования порочных схем получения дохода от эксплуатации природных богатств (к примеру, Мобуту, правитель Заира, обладал личным состоянием, превышавшим объемы годового ВВП страны). Особенно остро стоит эта проблема в Африке, где правящие кланы путем приватизации получают контроль над основными источниками сырья и крупнейшими предприятиями. Обиженные кланы и группировки иногда прибегают к вооруженной силе, чтобы перераспределить собственность в свою пользу.
Дэвид Кин\David Keen, преподаватель Лондонской Школы Экономики\London School of Economics, отмечает, что подобные войны закончить достаточно сложно. Причина заключается в том, что война обогащает определенные группы людей - чиновников, военных, бизнесменов и пр., которые наживаются на подпольной торговле ресурсами, оружием и пр. Если чиновники и солдаты получают маленькую зарплату, то они стремятся исправить ситуацию и, фактически, превращаются в полевых командиров, делающих бизнес на войне. Количество ценных минеральных ресурсов, нелегально поставляемых на мировой рынок повстанческими и иными нелегальными структурами, определить невозможно. К примеру, в 1999 году компания De Beers пришла к выводу, что необработанные алмазы, добытые в конфликтных зонах, составили 4% от общемировой добычи. Годом позже группа экспертов ООН заявила, что до 20% всех необработанных алмазов, обращающихся в мире, имеют нелегальное происхождение.
Негативную роль играют и транснациональные корпорации, периодически пытающиеся заработать на конфликте. По данным исследовательского Worldwatch Institute, корпорация De Beers скупала алмазы, поставленные на рынок повстанческими группировками, а нефтяные компании Chevron и Elf спонсировали и обучали вооруженные силы нескольких африканских государств, стремясь обеспечить свой контроль над нефтяными месторождениями.