Отношение к памятникам в российской столице всегда было особым. Сразу после революции новая власть решительно уничтожила монументы представителям императорской фамилии и другим «кровопийцам». Во время гражданской войны, голода и разрухи выделялись средства на увековечивание революционных героев. Теперь Москва вновь переживает времена появления многочисленных монументов. При этом с недавних пор любое сообщение об установке еще одного памятника стало вызывать у жителей столицы, мягко говоря, неприязнь.

Причина негативного отношения известна: новые скульптурные композиции шедеврами не назовешь. Тем не менее их количество только увеличивается. Почему это происходит, кто принимает решение об установке памятников и кому это выгодно?

Говорим «памятник» — подразумеваем «Церетели»
Сейчас как-то неловко не только анализировать, но даже упоминать изображение Петра I, изваянное «придворным» скульптором. Породив в свое время колоссальный общественный протест, это «произведение» давно стало предметом анекдотов. Но здоровый смех в данном случае болезнь не излечил: метастазы стали расползаться по всей Москве в виде утопленных в фонтане чудовищных клоунов или гигантской иглы на Поклонной горе. Замыкает этот «парад уродов» карикатурное изображение генерала де Голля, подаренное Парижу и тут же передаренное привередливыми французами всеядной Москве.

По степени разрушительной (вернее, созидательной) силы стихийное бедствие, именуемое Церетели, безусловно, не имеет себе равных. Но, к сожалению, монументальный «хит-парад» не исчерпывается одной строкой. У Зураба Константиновича есть почти столь же вредоносные коллеги: вряд ли кто-то может без содрогания вспомнить нависшую над Патриаршими опасность в виде 12-метрового примуса и шагающего по воде Иешуа. Столкнувшись с массовым и решительным общественным сопротивлением, автор этой композиции Александр Рукавишников не отказался от попыток украсить родной город. Очередное его творение — гигантский памятник Александру II, установленный рядом с храмом Христа Спасителя.

Пример взаимосвязи «памятник — архитектурное окружение» хочется дополнить примером взаимодействия «памятник — человек». Не так давно обитатели Сивцева Вражка обнаружили, что у них появился странного вида сосед. Человек проницательный, сделав серьезное интеллектуальное усилие, возможно, догадался бы, что застывший в камне субъект напоминает солдата, держащего на плече ребенка. Но недогадливые местные жители окрестили непрошеного гостя «андроидом с обезьянкой». Простояли эти монстры в переулке недолго: не выдержав такого соседства, их разрушили люди, живущие в близлежащих домах (благо размер скульптуры позволял совершить акт вандализма без привлечения тяжелой техники). Но этим дело опять-таки не ограничилось — несмотря на утрату, скульптор Александр Бурганов продолжает творить и расставлять свои творения по центру столицы.

Конечно, эстетическая привлекательность — вещь спорная. На это, кстати, обычно и указывают упомянутые авторы: мол, вы ничего не понимаете, а через сто лет нас оценят. Не оценят. «Зачастую общество не принимает те или иные скульптуры не потому, что они непонятны, а потому, что они слишком понятны, — считает архитектор Никита Шангин, принимавший активное участие в борьбе за Патриаршие. — То, что появляется сейчас на улицах города, — вчерашний или даже позавчерашний день, это задворки соцреализма. Поменялась только тематика, а стилистика осталась прежней. Это не современная скульптура, она архаична в самом плохом смысле. Когда говорят, что Эйфелеву башню тоже не понимали современники, я всегда отвечаю, что это крайне некорректный пример. Во-первых, она ничего не испортила, поскольку ее возвели в стороне от исторического Парижа. А главное — ее не понимали, поскольку ее пластика, стиль по тем временам были действительно авангардными, непривычными, ее не с чем было сопоставлять. А у нас что ни взять — любое творение Церетели, Бурганова, Рукавишникова — все это тысячу раз уже видели».

Но если даже отвлечься от художественного уровня той или иной скульптуры, остается открытым вопрос ее взаимодействия с городской средой. Основным фактором, определяющим восприятие объекта в городском пространстве, является масштаб. По общему мнению профессионалов, З. Церетели — очень неплохой скульптор-миниатюрист и достойный живописец. Но при этом у него абсолютно отсутствует чувство масштаба, видение пространства, так необходимые при работе со скульптурой монументальной.

Та же стела на Поклонной горе при восприятии на огромной дистанции в виде силуэта неизбежно читается как «жук на булавке». Любому человеку, имеющему опыт работы с городским пространством, это было бы ясно изначально. В то же время, если эту скульптуру уменьшить до «настольных» размеров, она будет вполне нормально смотреться в интерьере комнаты. Судя по всему, Зураб Константинович этой разницы просто не понимает: объект, который он слепил у себя в мастерской в масштабе 1:200, затем просто механически увеличивается, превращаясь в нечто совершенно неудобоваримое.

«Монументальная скульптура должна работать как тезис — ее форма должна читаться сразу, — говорит Н. Шангин. — Беда работ Церетели в том, что они большие, но не монументальные. Это миниатюрная скульптура, раздутая искусственно до сверхмонументальных размеров. В результате ее совершенно невозможно воспринимать: скульптура превращается в некую кашу либо вызывает гротескные ассоциации. Тот же самый Петр I — если бы он появился хотя бы на Химкинском водохранилище, то был бы там гораздо более уместен. Фигура такого масштаба при силуэтной невнятности и пластической «навороченности» в этом пространстве совершенно «не живет».

Враг не пройдет?
И все же, если бы дело ограничивалось творческими амбициями отдельных авторов, с этим еще можно было бы как-то жить. Беда в том, что город буквально захлестнула волна памятников не только безвкусных и бездарных, но и попросту нелепых, установка которых вообще ничем не мотивирована. Буквально на днях в районе Кузьминки, рядом с пасекой, был установлен памятник пчеле «Кузя» (угадайте, кто открывал этот монумент); недавно на Преображенской площади на фоне панельных «хрущевок» выросла фигура в военной форме петровских времен — памятник Бухвостову, который, как выяснилось, был «первым русским солдатом». Среди предложенных (и, к счастью, отвергнутых) за последнее время — памятник «в честь предков коренных москвичей, живших и трудившихся на благо города и Отечества»; памятный знак на земельном участке для закладки послания молодежи России поколению XXI века; памятник Московской управе Северного общества (москвичам-декабристам); монумент «Сережке с Малой Бронной и Витьке с Моховой»; мемориал Славы Матери; скульптура «Трубящая муза» в саду «Эрмитаж»; памятник Провинциалу; серия скульптурных композиций «Московские типы» и многое другое.

Откуда же у нас появилась столь нездоровая страсть к установке монументов всему и вся? По мнению художественного руководителя Государственного центра современного искусства, одного из членов комиссии по монументальному искусству Леонида Бажанова, причин много: «Это и экспансия самих скульпторов (в стране, где нет художественного рынка, это одна из немногих форм заработка), и политические амбиции — поиски той самой пресловутой национальной идеи, которая зачастую принимает гипертрофированные формы (многочисленные памятники императорам, памятники святым, которые вообще противоречат православной традиции: в память святых всегда ставили храмы, а не скульптурные изображения).

О причинах экономического характера можно только догадываться: сооружение памятника требует значительных капиталовложений, что тоже может привлекать заинтересованных людей и организации. Кроме того, есть социальный запрос — при невысокой культурной развитости амбиции и комплексы у различных общественных групп чрезвычайно велики: одни хотят поставить памятник своим коллегам-профессионалам, будь то пожарные, писатели, подводники или учителя, другие хотят увековечить свои боли и горести, накопившиеся за годы советской власти. Нет единой стратегии, единого общественного запроса, предложения поставить тот или иной памятник возникают случайно».

После скандала с установкой церетелиевского Петра в 1998 году был принят закон города Москвы «О порядке возведения произведений монументально-декоративного искусства городского значения», предписывающий все предложения об установке того или иного памятника направлять в специально созданную при Московской городской думе комиссию по монументальному искусству. Эта комиссия — общественная, в нее входят независимые искусствоведы, архитекторы, историки. После рассмотрения всех поступивших предложений комиссия создает перечень рекомендованных к установке памятников и передает его на утверждение в Мосгордуму.

Депутаты утверждают список, но это еще не значит, что все значащиеся в нем памятники тут же будут установлены: начинаются процедуры конкурсов, поиски спонсоров и т. п. Последнее слово всегда остается за мэром. Иногда отвергнутый комиссией монумент по решению мэра все же появляется в городе. Именно так на Болотной площади была установлена композиция Михаила Шемякина «Дети — жертвы пороков взрослых»: комиссия выступила против размещения ее на данной площадке, но Ю. Лужков возражения не принял.

Правда, такие ситуации возникают нечасто. Во многих случаях комиссии все же удается воспрепятствовать появлению «незваных гостей». На каждом ежемесячном заседании рассматривается в среднем около десяти проектов и примерно половина из них отвергается. Стоит отметить, что комиссия обычно анализирует только идею памятника, оставляя «за кадром» его эстетическую ценность. По мнению депутата Мосгордумы Евгения Бунимовича, который курирует работу комиссии, соблюдение всех предписанных законом процедур не может гарантировать появление шедевров, но хотя бы ограничивает возможность «самостийного» строительства.

А случается это нередко. «Шаляпина, который расположен на Садовом кольце, по закону могли бы и демонтировать, — говорит Е. Бунимович. — Официальных разрешений на установку этого памятника никто не давал. Нарушила процедуру некая коммерческая структура, которая подарила памятник городу и сама его установила. Но нарушает закон и администрация президента, которая не умеет читать городские законы (ведь установка памятников — ведомство городское). Наверное, наша комиссия не возражала бы против установки памятника подводной лодке «Курск», но с ней никто не посоветовался. Это неприлично, когда администрация президента принимает решения, противоречащие закону». Здесь следует оговориться: последнее утверждение не бесспорно: московский закон регламентирует возведение памятников городского значения.

«Бойся данайцев,дары приносящих»
Но наиболее сложный и наболевший вопрос — это подарки. После принятия закона об установке памятников город буквально захлестнула волна «даров», которые можно было установить в обход всех процедур. Чтобы остановить этот презентационный беспредел, к закону срочно были приняты поправки, предписывающие не только представлять подарки на рассмотрение комиссии по монументальному искусству, но и подвергать их независимым (в том числе международным) экспертизам. «Нам нужно уважать свой город, — напоминает Е. Бунимович. — Мало ли кто что подарит. Хорошо, что у олигарха дочка-певица, а представляете, если был бы сын-скульптор?»

Тем не менее дары в рамки закона вписываются плохо. Как, например, не принять презент от дружественного государства? Даже если этот дар обходится «в копеечку». Например, абстрактную композицию на площади перед Киевским вокзалом, созданную знаменитым скульптором Оливье Стребелем, подарила Бельгия, но устанавливать монумент и благоустраивать территорию вокруг Москве пришлось за собственный счет. По мнению Л. Бажанова, механизм достаточно прозрачен: «Мы дарим что-то стране N, страна N тут же дарит что-то нам. А их скульптор — друг нашего».

Еще более интересная ситуация — подарки городу от самих скульпторов. Возникает вполне логичный вопрос: зачем дарить то, что можно было бы продать? «Я тоже не сразу в этом разобрался, — признается Е. Бунимович. — Когда мы представляем себе тихого художника, то для скульптора-монументалиста этот образ совсем не подходит. Это целое производство, большие мастерские, где можно самостоятельно изготовить монумент любых размеров. К тому же некоторые наши скульпторы — очень не бедные люди, поскольку заказные скульптуры стоят очень дорого. Для них подарки — некий способ саморекламы. Это ведь очень престижно — иметь скульптурную композицию в Москве».

По мнению Л. Бажанова, иногда все выглядит еще более прозаично: «Если скульптор дарит памятник городу, в благодарность он получает дорогостоящий заказ, который перекрывает все его расходы».

Сносить нельзя помиловать
Если ответ на вопрос «почему так происходит?» ясен, то вопросы «как пресечь это безобразие?» и «что делать с уже установленными монстрами?» пока остаются открытыми.

Предложение ввести цензуру слишком неоднозначно. «Я категорический противник какой бы то ни было цензуры, кроме Уголовного кодекса, в любой отрасли искусства, — утверждает Е. Бунимович. — Не нравится тебе — не иди на спектакль, не смотри фильм, не открывай книгу. Но монументальная скульптура — единственная область, составляющая исключение. Она воздействует на тебя независимо от твоего желания, поэтому мы вынуждены ее регламентировать».

Сразу возникает вопрос: а кто будет цензором? «Думаю, некий независимый экспертный совет должен быть, — говорит Н. Шангин. — Но кто в него должен входить? Как правило, в таких советах заседают люди, которым больше делать нечего. Вот кого бы я точно туда не включал — профессионалов, особенно «остепененных» должностями и званиями, иначе это будет сплошной «междусобойчик». Наверное, в такие советы должны входить люди, которые являются неким «культурным лицом» нации и города — к ним я отношу Фазиля Искандера, Римму Казакову (это первые имена, которые приходят в голову). Но такие люди не будут в этом участвовать, им и так есть чем заняться».

Такие же опасения высказывает и Л. Бажанов: «Как правило, в художественных советах заседает узкий круг профессионалов, которые тесно связаны. Конечно, они друг друга поддерживают, друг от друга зависят. Объективных решений в этом случае ожидать сложно».

Не меньше вопросов вызывает и необходимость общественного обсуждения, особенно учитывая низкий культурный уровень масс и засилье дурного вкуса. «Затоптать» талантливую вещь общественным обсуждением — лучший способ от нее избавиться, — считает Н. Шангин. — Эти проблемы сходны с теми, что наблюдаются сегодня в архитектуре. То, что появляется на улицах и площадях, востребовано определенной частью общества, от которой как раз и зависит решение. Это нравится Лужкову, это нравится той «новорижской» публике, которая сейчас правит бал».

Единственное, что может как-то изменить положение, — это постепенное просвещение власть предержащих, общий подъем культурного уровня населения, до которого нам, увы, еще далеко. И не стоит забывать об авторской ответственности. «Если мы имеем дело со станковой или миниатюрной скульптурой — творческая свобода безгранична, но если объект будет вписан в городское пространство, на первый план должна выходить авторская ответственность перед обществом, — утверждает Н. Шангин. — Вкусы и видение, конечно, у всех разные, но если объект встречает активное неприятие — иногда надо наступить себе на горло. Пусть меня поймут через сто лет — тогда и поставят».

На такую всеобщую сознательность пока остается только надеяться, но что делать с уже установленными монументами, которые вернее всего назвать «пощечиной общественному вкусу»? Для многих выбор однозначен — снести как можно скорее. Наиболее образно и эмоционально мысль о том, что все «язвы, волдыри и короста», изуродовавшие город, должны быть уничтожены, высказывает писательница Татьяна Толстая. Среди первых кандидатов на слом, по ее мнению, — «тайный запас цветмета» в виде памятника Петру I, «анапский балаган» на Манежной площади, «железные медведи, гниющие в русле Неглинки» и тому подобные творения.

На первый взгляд так оно и есть. Но ведь все эти «разрушить до основанья» мы уже проходили — и не один раз. «Не надо торопиться сносить, даже если это негативное проявление культуры, — считает Л. Бажанов. — Иначе мы будем все время только разрушать. Сначала снесли церкви и памятники императорам, потом уничтожили памятники тем, кто сносил. Я считаю, что уничтожать установленное не нужно. Сначала надо построить что-то хорошее. А потом разберемся».

Елена МамоноваМ2 - Квадратный метр