Реставрация, реконструкция, и тем более строительство в исторической части города, безусловно, одна из самых интересных, и, увы, болезненных тем. Сделано здесь за последние десятилетия очень много. Есть удачные решения, есть менее удачные, а есть и такие, что… К сожалению, историческая часть Москвы – место невероятно привлекательное, земля здесь золотая, и потому архитектурные решения часто зависят от «более решающих» факторов, чем требования архитектуры: факторов экономических и даже политических. Но вернемся к архитекторам и их подходам к исторической части города. Наш сегодняшний респондент – Алексей Любаков, архитектор проекта нового дома в Лаврушинском переулке, рядом с Третьяковской галерей.
– Алексей Анатольевич, сейчас время талантливых архитекторов, они, наконец, получили возможность нормально работать и реализовать свои проекты. Направлений этой реализации – великое множество. Вы же остались верны классике, доказательство тому – все особняки, вами построенные, ваши реализованные проекты реконструкции зданий в историческом центре, а также проект нового дома рядом с Третьяковской галереей. Почему? Второй вопрос: что на сегодняшний день понимается под «классикой»?
– На первый вопрос ответ очень простой: просто я очень люблю классику. А на второй вопрос отвечают уже несколько веков подряд, и копья ломают. А вы хотите, чтобы я эту тему закрыл сразу же и полностью, и, желательно, коротко. Закрыть никак не смогу, но прояснить постараюсь.
Законы классической архитектуры невероятно строгие. «Классическая» классика – это Древняя Греция. Это была гениальная архитектура, она шла от функции, от конструкции, никаких излишеств. И вся она была пронизана «золотым сечением». Именно эти пропорции воспринимаются человеком как наиболее гармоничные. Это продолжалось около четырехсот лет, потом был Рим, а потом все это закончилось: гунны пришли, какая уж тут класси-ка… Но много веков спустя классика возродилась и продолжила свое развитие в соответствии с законами, открытыми древними греками. Правда, ее много раз официально «хоронили». Если говорить о России, то самые торжественные похороны с отпеванием по полному чину состоялись в тридцатые годы XIX века.
– Поясните, пожалуйста…
– Все очень просто. Собрался, выражаясь современным языком «слет архитекторов», и слет сей постановил, что ведущие архитекторы, работающие в Москве и Санкт-Петербурге (наиболее известные: в Москве – Померанцев, в Санкт-Петербурге – Монферран) своими строениями классику «убили». Был обруган Елоховский собор, здание современного ГУМа, питерские соборы. Короче, решили, что классика умерла окончательно и бесповоротно. И, представьте себе, действительно наступило некое архитектурное безвременье, эклектика, а формально под это определение подходит смесь любых стилей в любых пропорциях. Но классика все равно прорастала: возьмите ампир, барокко, великое обилие деталей и завитушек, но строилось-то это все по тем же классическим законам. А в начале ХХ века был модерн, который в активном и жизнеспособном виде просуществовал лет пятнадцать… И он также развивался по классическим законам.
Кстати, в начале ХХ века в России появилась принципиально новая архитектура: большие пролеты, резко возросшая площадь остекления…
– А чем это было вызвано?
– Элементарно: развитием капитализма в России – фабрики, заводы. Архитектор, даже самый талантливый, востребован только тогда, когда есть конкретный социальный заказ: мы же не живем в вакууме… Потом пришло время футуристов, конструктивистов, которые пробыли недолго и как-то на российской земле не прижились. Распались на кубизмы и прочие «измы» и тихо почили в бозе. А классика, несмотря на все торжественные отпевания, жива и теперь. Ну а определить классический стиль… Это, безусловно, не декоративность – всякие
колонны, пилястры и кариатиды – это, прежде всего, организация пространства, оси, строгие осевые композиции, подчиняющиеся жестким законам, обязательное трехчастное деление пространства, и оно пронизывает все, ну, например, фасады. Есть цокольная часть, второй и третий этажи, и чем выше – тем меньше деталировка, и мельче не абы как, а в соответствии со строгими законами.
– Вы работаете в зоне исторической застройки Москвы. Какие ошибки здесь, на ваш взгляд, были допущены, и в чем суть именно вашего подхода?
– Разбирать ошибки коллег – дело неблагодарное. Вы сами помянули о соображениях экономических и политических, и иногда эти соображения материализуются в натуральный «асфальтовый каток», против которого никакому архитектору не устоять, поэтому осуждать кого-либо я не могу и не хочу, хотя некоторые решения просто вопиют. Поговорим лучше о моем подходе. Безусловно, модуль города (его исторической части) определяют малые здания, маленькие особнячки (это относится не только к Москве). В основном, это классика. Они невероятно уютны и соразмерны человеку, в отличие от современных новостроек, и тем более, высоток. Хотя, наверное, ко всему можно привыкнуть… Если человек родился и вырос в современной новостройке, то, может быть, для него это и нормально. Тем более, Москва, как мегаполис, просто обречена на высотное строительство.
Но вернемся к исторической части Москвы. Она на самом деле очень маленькая, и «задавить» ее при помощи современных технологий очень просто. Сейчас московские особнячки выкупаются частными лицами. Как там с социальной точки зрения – не знаю, но как архитектор уверен: для Москвы это благо. Частные владельцы имеют деньги на нормальную реконструкцию, и они эти особнячки сохранят много лучше, чем всяческие инстанции, которые за них дерутся.
Работать в исторической части города лично для меня – задача сложная невероятно: это, прежде всего, сверхответственность. Классических особняков я построил много, например, в той же Жуковке, но там чистое поле: твори – не хочу, да еще в ландшафт можно очень интересно вписаться, а в Москве неизбежны ограничения: я работаю с тем, что мне уже дано. Приведу пример: делали мы не так давно реконструкцию домика на Кадашевской. Домик уникальный, на его примере историю изучать можно. Построен в допетровские времена, метровые стены, маленькие окошечки, почти вросшие в землю, прямо пыточная камера какая-то. А потом его в XVIII веке надстроили и надстроили очень гармонично, и в таком виде он и стоял практически до сегодняшнего дня, правда, несколько за это время поистрепавшись. А лет пять назад сделали к нему пристройку – надстраивать его было уже нельзя, да и, слава Богу. Веселая такая пристройка получилась, выложенная зелененьким кафелем… Дом был «убит». А потом у особняка появился нормальный владелец. Пригласил нас сделать реконструкцию. Ну с самим домиком понятно, что было делать: подчистить, подправить, карнизики починить. Но вот что с пристройкой-то делать, с эдаким флюсом? «Загнать» его в петровскую эпоху невозможно. Нашли, на мой взгляд, оптимальное решение: «загнали» ее в сталинскую архитектуру, а эти два стиля, по-моему, прекрасно сочетаются. Так что некоторые вещи нужно «вытянуть», насколько это возможно.
Если же говорить о строительстве. Ну, прежде всего, должна быть сомасштабность, проявляющаяся в деталях, потом – колористика. В классике все очень четко прописано: наличие белых деталей, темная столярка, пастельный тон стены (это может быть охра, розовый, зеленоватый, но все это разбеленное и приглушенное). Модерн допускает большую свободу, но тоже отнюдь не абсолютную: там все достаточно четко прописано. В Москве существует специальная колористическая мастерская, но, похоже, там имеется пара дальтоников – по-смотрите, как покрасили дом Кекушева на Пречистенке. Наверное, Кекушев бы обиделся. Ну, и если уж ты работаешь в окружении классических особняков – изволь работать по классическим канонам.
– А не мешает ли строгое следование канонам творческой самореализации архитектора?
– Могу привести весьма длинный список архитекторов, которым строгое соблюдение канонов ничуть не мешало. Можно посмотреть и пошире: например, возьмите ту же иконопись. Вот уж где каноны жесточайшие! Но ни Андрею Рублеву, ни Феофану Греку они творчески реализоваться не помешали. Берем музыку: фуги Баха, сонаты Моцарта, написанные в соответствии с самыми жесткими законами. А, возвращаясь к архитектуре – есть в историческом центре места, где законы нарушить можно, но для того, чтобы их грамотно нарушать, их нужно очень хорошо знать. Может ли талантливый архитектор или скульптор не признавать никаких законов? Конечно, может, и если он человек талантливый, то он просто обязан себя реализовать. Но зачем же делать это в исторической части Москвы? Она ведь маленькая. Поставь здесь огромную скульптуру – и квартал «убит». Но ставят, и мне лично этого не понять.
Или взять реконструкцию Манежной площади. Сам Манеж, согласитесь, очень строгое здание. Если встать на площадь, то взгляд сразу же упирается в гостиницу «Москва» – здание сталинской архитектуры: строгое, помпезное. И сочетались они между собой прекрасно. А потом сделали реконструкцию: чистый кич, разлюли-малина… Я думаю, Манеж сгорел просто со стыда, не выдержав такого позорища, которое рядом с ним так уютно разлеглось. Опять-таки, я не против кича. Мне лично это не нравится, но другим нравится, поэтому пусть будет. Но почему именно на Манежной площади?! Список таких грустных решений, к сожалению, можно продолжить.
– А как будет выглядеть дом рядом с Третьяковкой?
– Описывать дом – занятие неблагодарное, смотреть на него гораздо лучше, поэтому давайте коротко. Прежде чем делать проект, долго советовались с историками. Дом идет как бы по ниспадающей, от семи до двух этажей. Одна из главных задач, которые мы перед собой ставили, – дом должен гармонично вписываться в окружающую застройку. Заказчик, понятно, хотел, чтобы этажей было не семь, а побольше, но не дали и правильно сделали: рядом Третьяковская галерея. Здание достаточно строгое: четко выверенные оси, трехчастность деления, но очень много деталей модерна: наличие кирпичной кладки, вынос карнизов, для классики нехарактерный, кованые детали, консольные эркеры. Если сформулировать совсем просто, то от классики – организация, от модерна – декор.
– А почему было принято именно такое решение?
– Это решение определила Третьяковская галерея – это же модерн. Наш дом, прежде всего, не должен вываливаться из улицы. Это касается и масштаба и стиля. Мне кажется, это у нас получилось.
Мир и Дом